умолять будешь! Ты что о себе возомнила?
Он все кричал, а Мона шла. Она не услышала, как машина Архарова развернулась, но, если бы он вернулся опять — он бы увидел, что она идет и плачет. Подойдя к знакомому дому, Мона встала перед калиткой. Меньше всего на свете ей сейчас хотелось идти домой. Она понимала, что никто её, чужую, здесь не ждёт. Небось, рады до смерти, что меня так долго не было, Мона Ли отряхнула джинсы от пыли, поправила воротничок рубашки, и, вздохнув, пошла по дорожке к крыльцу. В окно ее заметил Пал Палыч, выбежал — в переднике, смешной, домашний. Как он постарел, — подумала Мона, — стал на Ингу Львовну похож.
— Привет, пап, — они расцеловались.
— Где ж тебя носило, Мона? — Пал Палыч про себя отметил, что падчерица сильно вытянулась, загорела, лицо и руки обветрились — но похорошела несказанно, и что-то появилось в ней и отталкивающее, и притягивающее одновременно. — Давай, скидывай все грязное, с дороги устала? — Пал Палыч уже доставал из галошницы Монины любимые тапки, с зайчиками. — Я тут душ соорудил, в доме, теперь можно мыться, и колонка газовая — все удобства, — говорил он, будто извиняясь. Послышались шаги на лестнице, ведущей на второй этаж. Танечка, все еще полная нездоровой полнотой, но уже не отекшая, сменившая халат на платье-сафари, спускалась вниз.
— Это кто это к нам пожаловал, — Танечка словно пропела, — неужели сама Коломийцева? Великая актриса? С гастролей, никак? Или со съемок? Наслышаны-наслышаны, в газетах пишут… а чего это вдруг к нам?
— Танечка, я прошу тебя, — Пал Палыч сделал умоляющее лицо, — давай не будем, прошу!
— Я, между прочим, — сказала Мона, тут на секундочку прописана. Если ты — об этом. И никуда отсюда — не уйду.
— А вот это уже мы посмотрим! — закричала Танечка, срываясь, — нахваталась уже! Умная стала!
Пал Палыч заткнул ушли и ушел на кухню. В комнате заплакал Митя. Мона, не разуваясь, прошла в свою комнату, и закрылась на ключ.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
